Я отслужил своё ещё до воскресенья,
Но вот опять кручу баранку и грущу.
За мой характер ротный сделал исключение,
Сказал: «Домой тебя последним отпущу!»
И вот мы едем: я да салабон-напарник
Куда копытом конь, туда и рак с клешнёй.
Он, курва, фары мыл — прикладом снёс подфарник,
Ну и огрёбся. Вон, сидит теперь, смурной.
А в автобате служили два бойца,
Чужую землю распахали в два конца.
А по дороге шёл старик, бородку гладя,
Катил тележку, а что в ней — узнай, поди.
Открыл я дверь: «Куда ты, дядя, на ночь глядя?!..»
Он не ответил и растаял позади.
Скрипят протекторы, в канистре плещет брага.
Но я не пью, открою крышку — подышу.
Дыши и ты, да привыкай к войне, салага!
Если успею — по уставу пропишу.
А в автобате служили два бойца,
Чужую землю распахали в два конца.
И вот засада! Поперёк пути коряга…
Мы на ладони! Наши шансы не равны!
Салаге справа — до обочины два шага,
А мне же слева, как до дембельской весны!
Мы залегли, пока тушили фары пули,
Спускали скаты, отрывали номера…
Когда попали в бак, как в душу штык воткнули:
Зилок взорвётся, а в ём браги полведра!
А в автобате служили два бойца,
Чужую землю распахали в два конца.
Я молодому навертел два фунта лиха
Сорвал досаду, что пустой вернусь в отряд.
А он затрясся и, как псих, ответил психу:
Пошёл ты в зад! — и передёрнул автомат.
Поднялся он во весь свой рост, скрипя зубами,
Худой и бледный, перетянутый ремнём,
И покрошил ночное небо трассерами,
Пока не захлебнулся ствол пустым рожком.
Запахло смертью. Этот запах остро, горько
Ударил в нос — его я чую загодя.
В твою салажью мать!.. — успел я крикнуть только,
За сапоги его — и дёрнул на себя.
Стащил с дороги прочь — в колючки да бурьяны,
Потом — к зелёнке, пригибаясь головой.
И высекали пули из земли фонтаны,
Под чей-то хохот нас кормя землёю той.
А в автобате служили два бойца,
Чужую землю распахали в два конца.
Блокпост был рядом, и на шум пришла подмога.
Из бэтээра залп — и всё, и тишина.
Толкнул салагу я: Живой? Ну, слава Богу..
А я вот нет, я труп, без браги мне хана!
Догнал старик нас — тот, что шёл, бородку гладя.
В тележке дети — брат сестру к себе прижал…
Я говорю: «Куда ты, дядя, на ночь глядя?..»
Он посмотрел на нас и хмуро промолчал.